Замирение Чечни и путинская модель управления регионом

На большой пресс-конференции в декабре 2019 года Владимир Путин назвал самыми тяжелыми для себя событиями за почти 20 лет президентства террористические акты в Беслане и на Дубровке. Эти трагедии стали последними, когда террористы массово захватывали заложников. Впоследствии теракты на территории России не прекратились, но тактика боевиков стала другой. Еще раньше изменилась реакция властей – они перестали вести переговоры по существу требований террористов и отпускать нападавших, как было при атаках 1994-1996 годов.

Дубровка и Беслан были связаны с чеченским конфликтом, разгоревшимся в начале 1990-х, после попытки выхода из СССР и образования республики Ичкерия. Хасавюртовское соглашение не принесло мира, обстановка в республике все более криминализировалась, боевики совершали вылазки в другие регионы России, а в августе 1999 года Шамиль Басаев и Хаттаб повели отряды ваххабитов на Дагестан. После этого началась вторая чеченская война (официально — контртеррористическая операция). Боевые действия длились в 1999 и 2000 годах, затем сепаратисты ушли в террористическое подполье, откуда периодически совершали кровавые вылазки.

К началу второй чеченской кампании многие кланы республики разочаровались в идеях сепаратистов. Федеральному центру оставалось лишь верно оценить, на кого можно опереться, сделав проводником политики стабилизации. В итоге главой администрации Чечни (а затем и президентом республики) стал муфтий Ахмат-хаджи Кадыров, который отказался поддерживать сепаратистов как раз после рейдов Басаева и Хаттаба. Впрочем, антифедеральное боевое прошлое было практически у всех претендентов. В пересказе Владимиром Путиным слов бывшего муфтия ситуация выглядела так: «В Чечне раньше нужно было быть либо членом банды, либо иметь свою банду, и у меня была своя банда».

Кадыров, получив карт-бланш от федерального центра на установление порядка и финансовые преференции, начинает процесс «урегулирования», для которого, по определению историка Якова Гордина, Кремлем была выбрана модель «наращивании до «критической» массы числа чеченцев, лояльных к федеральной власти» (по-другому – «чеченизация»).

Девятого мая 2004 года Ахмат Кадыров погиб при теракте - от ран, полученных при взрыве на стадионе «Динамо» в Грозном. В тот же день Путин принял в Кремле находившегося в Москве сына Кадырова – Рамзана. И первое, что тот, сдерживая горе, сказал президенту: «Чеченский народ сделал свой выбор, и этот выбор окончательный». Вероятно, во многом именно это стало основой их неформальных отношений и повлияло на продление «договора на правление».

Всего через два дня 27-летний Рамзан Кадыров занял специально введенную для него должность первого вице-премьера, курирующего силовой блок, и стал одним из самых влиятельных людей в Чечне. Даже удостоверение «временному» президенту Али Алханову (Кадыров-младший не мог претендовать на этот пост по возрасту) вручал первый вице-премьер. В декабре 2005-го он стал лидером местного отделения «Единая России» (а через два года - членом бюро Высшего совета партии), затем премьером, а в 2007 году - и главой Чечни.

Несмотря на молодой возраст, Рамзан Кадыров оказался жестким и эффективным в достижении своих целей политиком. Неоднократно лично участвуя в антитеррористических операциях, он навел порядок в Чечне (что позволило в 2009 году отменить режим КТО), сумел последовательно избавиться от всех своих конкурентов, в том числе имевших поддержку на федеральном уровне и в силовых структурах, расставил на ключевые посты верных себе людей (а позже – родственников). И, выстроив политическую модель, основанную на личной вертикали власти и опирающуюся на мощный силовой блок, основа которого была заложена еще службой безопасности его отца, начал восстановление разрушенной республики. «Чеченское чудо» в основном зиждется на огромных траншах из федерального бюджета (Чечня стабильно входит в тройку самых дотируемых регионов страны), сохранение которых Кадыров ревностно отстаивает.

Очевидно, что за стабильность в республике и преданность ее главы федеральный центр закрывает глаза на притеснения «врагов» Кадырова, конфликты с правозащитниками и журналистами (тем более что всякие непотребства против них творят «неустановленные лица» или «возмущенная общественность»). Слова Рамзана становятся в республике законом, а публичные покаяния и извинения (критиков Кадырова, бывших приверженцев Ичкерии, зарвавшейся молодежи, блогеров, журналистов и даже президента Украины Зеленского) - приметой его времени.

Недавняя волна убийств чеченцев на территории ЕС возродила тему насильственных смертей перебравшихся за границу выходцев из республики, критически настроенных к ее руководству. Еще ранее в Вене был убит бывший участник сепаратистских формирований Умар Исраилов, в Катаре – экс-президент непризнанной Ичкерии Зелимхан Яндарбиев, в Дубае – выходец из влиятельного чеченского клана, Герой России Сулим Ямадаев. Впрочем, любые связи с этими событиями Кадыров отрицает, а причины расправ, в которых Запад усматривает «российский» или «чеченский» след, объясняет личными конфликтами погибших, происками иностранных спецслужб, кровной местью или убеждениями нападавших.

Кадыров позиционирует себя и как светский, и как религиозный лидер, выступая за установление исламских поведенческих нормативов и следование шариатским запретам. Помимо гражданских объектов, он возводит в Чечне мечети, а также и финансирует их строительство в других регионах, проводит религиозные мероприятия и участвует в них наравне с духовными лицами, развивает связи с мусульманскими лидерами страны и активно включается в международную повестку, критикуя даже президента Франции Макрона - «как мусульманин, а не как политик».

Кажется, за время правления Кадырова у Владимира Путина не было поводов пожалеть о сделанном когда-то выборе. Личная преданность Рамзана не вызывает ни малейших сомнений: он заявляет о готовности отстаивать интересы России хоть в миру, хоть на войне, и считает, что Путин должен быть президентом пожизненно. Их позиции совпадают чуть ли не по всем вопросам – будь то украинская тема, протесты оппозиции, ценности Запада (или его политика в целом). Разнится лишь риторика – дипломатичные эвфемизмы у Кадырова не в ходу. Но даже самые резкие и эпатажные высказывания, стоившие бы другому должности, а то и уголовного дела, и экспансии на запретные для регионального лидера «политические поля» сходят ему с рук и объясняются обществу излишней горячностью и эмоциональностью. Прощается и тяготение к принципу «из Чечни выдачи нет».

В целом, похоже, если Рамзан Кадыров и вправду решит оставить пост главы республики и отправиться охранять мечеть Аль-Акса, о чем он когда-то заявлял, у Кремля возникнет большая проблема: найти столь лояльного руководителя для такого непростого по всем параметрам региона будет крайне сложно.